Он морщился, потирая лоб. Глаза у него оказались зелеными.
— Хороший рефлекс, — сказала я, трогая ушибленный левый висок, чтобы убедиться, что я еще жива.
— Извините меня. Я заметил вас с другого конца зала, и похоже было, что вы немного расстроены.
У него был очень приятный тембр голоса, и все, что бы он ни произносил, казалось значительным и звучало утешительно.
— Вы пьяны или с вами случилось что-нибудь худшее? — В его голосе явно звучало участие.
— Нет. Я просто задумалась… задумалась о… разном.
Я могла только догадываться, как выглядела несколько минут назад. И почему, черт возьми, я сегодня так нелепо вырядилась? Это была моя школьная униформа — плиссированная серая юбка и хорошо отглаженная белая блузка в сочетании с синим блейзером. И я вспомнила, что, стоя утром перед зеркалом и выбирая одежду, я гадала, не придется ли мне в конце дня переодеваться в тюремную форму и не украсят ли мои руки наручники вместо браслетов, а ноги кандалы.
— О да. Вы думали о чем-то очень важном.
— Да, полагаю, вы правы.
Мы погрузились в неловкое молчание и пребывали в нем несколько минут. Потом он улыбнулся, и на щеках у него обозначились ямочки. «О Господи! — подумала я. — Ямочки!» Почему в такую минуту моей жизни появился этот парень с ямочками? Я ведь всего только человек. Ямочки!
А он, этот бедный, ни о чем не подозревающий малый, не знал, с чего начать разговор с женщиной, которую в ближайшем будущем должны были объявить убийцей и приговорить к соответствующему наказанию. Он явно ничего не знал. Будь я порядочнее, я тотчас ушла бы, не оглядываясь. Но, должна признаться, ямочки — моя слабость, будь я убийцей или нет. И в следующую минуту я осознала, что он протягивает мне руку.
— Прошу простить мои плохие манеры. Я Кристофер Куинн.
Конечно же! Такое потрясающее имя! И выговор! В нем были отзвуки северного акцента.
Рукопожатие его было уверенным и достаточно сильным, но не свалило меня с ног.
— Привет, — сказала я с улыбкой, и он бросил на меня, какой-то особенный взгляд, как если бы узнал меня. — Меня зовут Николь Ловетт.
Он посмотрел на наши руки, все еще соединенные в рукопожатии. Мы их держали, как это показывают в концовках мыльных опер. Потом снова перевел взгляд на меня.
— Значит, вы из этих мест?
— Моя семья происходит из этих мест.
Типичное начало ни к чему не обязывающей болтовни в баре, и я была чуть-чуть разочарована. Я почему-то рассчитывала на то, что он окажется более творческой личностью.
— А вы откуда?
— Из Огайо, — ответил он, — но сейчас живу в Чикаго.
— Интересно, — сказала я, хотя мне это вовсе не показалось интересным. — И на какой ниве вы трудитесь?
— В данный момент я на вольных хлебах, взял отпуск, чтобы написать книгу.
— Основанную на событиях, произошедших в Саванне?
— Да.
— Ну, на здешнем материале много было написано. Но, знаете, здешние не любят, когда приезжие рыщут тут и всюду суют нос.
— Я это заметил.
Он рассмеялся звучным красивым смехом, прекрасно сочетавшимся с ямочками на щеках.
«Обрати на это внимание, Ловетт», — сказала я себе.
— Так ваша семья из Саванны?
Я кивнула, потом добавила:
— Я выросла в Чаттануге, но семья моего отца происходит отсюда. Я, собственно говоря, живу здесь в исконно фамильном доме.
— Правда? Это любопытно. — Он отхлебнул глоток из своей кружки с пивом. — И чем вы занимаетесь, мисс Ловетт?
— Пожалуйста, называйте меня Николь, — рассмеялась я, подумав о том, что только мальчик лет десяти или восьмидесятилетний старец могли величать меня «мисс Ловетт». — Я работаю на местной телестудии. На канале Восемьдесят девять.
— Правда? Значит, вы знакомы с той женщиной, что исчезла?
— Нет! — закричала я, не успев подумать.
Все в баре притихли, и хотя я понизила голос, в зале сохранялась странная вибрация.
— Почему я должна ее знать? Она даже еще не приступала к работе.
Медленно, очень медленно мой собеседник поднял палец и просигналил барменше:
— Повторить. — Потом повернулся ко мне: — Но ведь об этом написано во всех газетах. Ее имя — Марта Кокс, и она тоже из Чаттануги. Возраста примерно вашего, как мне кажется. Значит, вы ее не знаете?
Ладно, у меня была некоторая возможность выбора. И я приняла решение не лгать никому, даже себе, а особенно незнакомцу, которого только что встретила. И вместо того чтобы повторить, что я ее не знаю, я полезла напролом, что было неправдоподобно странно.
— О! — Я подняла брови с выражением невероятного удивления. — Так вы о той женщине? Я подумала, что о ком-то другом.
— А вы хотите сказать, что пропала еще одна женщина из Чаттануги, работавшая на вашей телестудии?
У меня началась головная боль.
— Нет, конечно, нет. Просто… Гм… Это трудно объяснить. О!
Барменша поставила заказанные напитки на стойку перед нами.
Вопреки здравому смыслу я опрокинула полный стакан легкого белого вина урожая прошлого года. И в голове моей зазвучала музыка, будто она стала филиалом филармонии.
— Не важно, — пробормотал мой новый знакомый, передавая мне другой пластиковый стаканчик. С минуту он пристально смотрел на меня, будто хотел спросить о чем-то, но передумал.
Я улыбнулась идиотской улыбкой и отхлебнула добрый глоток вина из нового стакана. «На этом он должен успокоиться, — подумала я, стараясь подавить желание выплюнуть вино в свой стакан. — О чем бы он ни думал раньше, надо отвлечь его от этих мыслей».
— Я как раз подумал о ней, — продолжал он, к моему ужасу.
— Вы? — Я отхлебнула еще глоток вина, но выражение его лица не изменилось. Должно быть, изменилось мое лицо, потому что теперь он смотрел на меня с большим интересом.
— Вы в порядке?
— Я чувствую себя прекрасно, великолепно.
— Кто-нибудь говорил вам, что вы вылитая Энн Бакстер?
С минуту я молча смотрела на него.
— Нет, никто и никогда.
Если бы он на моих глазах превратился в слона, едва ли я удивилась бы больше.
— Она всегда была одной из моих любимых актрис. Теперь-то ее никто не помнит.
— Это позор. А вы знаете, что ее дедушкой был…
— Фрэнк Ллойд Райт! — выпалили мы в один голос.
И снова весь бар притих, но я едва обратила на это внимание.
Как вы, возможно, уже догадались, я давняя и неизменная фанатка кино. И как ни люблю я новые фильмы, они не могут для меня затмить кино тех дней, когда это искусство казалось волшебным, как и люди из Голливуда. Но никогда еще за всю свою жизнь я не встречала мужчины, который любил бы их так, как я. А незнакомец их любил. Сначала мы поговорили о малоизвестных фильмах, о почивших в бозе режиссерах, о любимых эпизодах и обо всех характерных актерах, имен которых не помнит никто. И все же у меня возникло желание устроить ему экзамен и проверить, действительно ли он так хорошо во всем этом разбирается.
